Антон Ломаев, художник поэтического мира и вдохновения
В Витебском центре современного искусства состоялась встреча с Антоном Ломаевым, иллюстрации которого к «Конармии» Исаака Бабеля полны витебских ассоциаций.
Выставка иллюстраций к произведениям Исаака Бабеля была открыта в «Ночь музеев – 2015», а встреча состоялась в день её закрытия, который стал последним днём весны. Кроме «Конармии» были представлены графика по «Одесским рассказам» и детские книги всемирно известных братьев Гримм, Ганса Кристиана Андерсона, Шарля Перро с иллюстрациями художника. Первое, что нельзя не отметить, это необыкновенная красочность, праздничность и даже сказочность работ Антона Ломаева. Сказочность, в том числе, и в отношении «Конармии» с «Одесскими рассказами». А ещё – это детальность изображений, в которых раскрываются высокое художественное мастерство и профессионализм.
Очевидна также глубокая проработка и осмысление литературного материала. Дух фантастики и поэтического отношения к миру органично соединяется в произведениях художника с подробностью и тщательностью в проработке деталей. Потому любовь и вдохновение, с которыми он подходит к изображаемому материалу, сразу бросаются в глаза. Антон Ломаев витеблянин по происхождению, но уже давно живёт и работает в Санкт-Петербурге, сохраняя связи с городом, в котором родился.
На встрече с почитателями его таланта художник отмечал, что любит путешествовать, и это, по всей очевидности, даёт ему новые творческие впечатления. Впрочем, близко познакомившись с экспонированными работами, посетители также могли совершить своеобразные путешествия в историческую и сказочную реальность. Ибо творческая подлинность произведений Антона Ломаева не вызывает сомнений. На протяжении встречи в Витебском центре современного искусства художник ответил на несколько эксклюзивных вопросов корреспондента «ННВ», и мы представляем читателям эти фрагменты беседы с посетителями.
– Что побудило Вас обратиться к миру Исаака Бабеля, почему иллюстрации к произведениям именно этого автора?
– Сперва я читаю текст и в него влюбляюсь. Я начинаю любоваться текстом и видеть образы. Так происходит со всяким текстом. А с Бабелем потому, что он, с одной стороны, очень живой и достоверный писатель, а с другой, его «в лоб», как обычно делают, например, с Александром Куприным или Львом Толстым, нельзя иллюстрировать. Нужно выбирать язык, который будет на грани реализма и абстрактного начала, и это интересная задача для художника. Потому что если с «Одесскими рассказами» сюжет ещё можно отследить, то с «Конармией» я создал просто определённую атмосферу, и большинство иллюстраций даже не привязаны к какому-то конкретному рассказу.
– В Ваших графических работах много изображений Витебска, что это означает и чем для вас остаётся Витебск?
– Это означает ровно то, что первые 11 лет жизни я провёл в Витебске и, само собой, это у меня будет всегда всплывать, что для меня важно. К тому же хотя я и уехал рано, в одиннадцать лет, я сюда ещё возвращался после армии и здесь жил. Витебск для меня город родной, и несмотря на то, что рано покинул его, я, во-первых, приезжаю сюда всё время, тут живут мои родственники. Те родственники, которые у меня в Санкт-Петербурге, я их сам «сделал», а все остальные здесь: это и сёстры, и дяди, и тёти, племянники.
А во-вторых, есть такие вещи, которые как бы «застревают» в раннем детстве, их никуда не выгонишь. Единственное, конечно, Витебск меняется, но он, отчасти, остаётся таким же прежним. Я узнаю лавки, которые ещё ребёнком трогал, или беседки, или эти бесконечные витебские «богатыри» железные, которые умельцы в разных дворах на свой манер расписывали, и бывало очень красиво, а бывало и не очень красиво. Это всё родное…
– Какими проектами Вы занимаетесь в настоящее время и на чём вы делаете акцент, детская книга, или что-то ещё?
– У меня было время, когда я занимался исключительно детской книгой. Но понял: несмотря на то, что это моё любимое занятие и им можно заниматься без конца, я начинаю скучать. И тогда стал придумывать себе какие-то параллельные проекты. Исаак Бабель, это как раз результат того, что я несколько затосковал на детском материале, а хочется изображать не только для детей и про «светлое», но и о других сторонах жизни. Поэтому я сейчас более-менее пытаюсь разделить себя на части, и самая большая часть – это занятие детской книгой, а вторая часть – книги для взрослых. Причём вторая часть – это подобно истории сталкера, то есть делаются иллюстрации, и я сам не пытаюсь их сразу превращать в книгу, а уже потом ищу каких-то заинтересованных людей, которые могут всё это в книгу превратить.
А с некоторых пор, уже почти год, я занимаюсь параллельно и кино. Один мой друг, режиссёр из Москвы, убедил меня, что мои работы чрезвычайно кинематографичны, он меня этим увлёк, и видимо, это будет продолжаться дальше. Очень интересная работа, совсем не похожая на книжки. Мы все склонны костенеть в каких-то своих занятиях, и я не исключение, а тут на тебя сваливается новая куча задач, которые незнакомы. И ты должен как-то заново себя перетрясти, собрать себя в кулак, вспомнить все свои умения, и заняться чем-то непохожим на то, что делалось ранее.
– С чего начались Ваши занятия иллюстрациями детских книг, что они дают Вам в творческом и эмоциональном отношении?
– По-настоящему, если честно, детские книжки у меня пошли, когда появились дети… Через 6 лет после рождения первого сына у меня родился второй сын, а год назад – третий сын. Мне лично всегда приятно рисовать не вообще, а имея перед глазами своего адресата. Это делает работу ещё более осмысленной. Мне кажется, что вопрос оценки или мотивации в этом случае становится более ясным.
– Насколько Ваши творческие идеи и мироощущение совпадают с миром Бабеля?
– Хотя я считаю себя не только иллюстратором, но если говорить именно об иллюстрации, то полагаю, что ею стоит заниматься в том случае, если ты склонен примерять на себя разные роли, тексты. В отличие от живописи, когда ты можешь выбрать какую-то торную дорогу и идти по ней десятилетиями, тут так не проходит. Нужно уметь перевоплощаться и любить это. И в данном смысле Бабель стал частью меня. К тому же у меня здесь много Витебска, много таких настроений, которые даже не от текста идут, а от тебя лично сверху накладываются, что очень правильно. Иллюстрация не должна идти в русле исключительно текста. Если она появляется, то должна нечто и сверху положить из мира художника. Потому Бабель, он и во мне есть.
Бабель вообще-то злой. С «Одесскими рассказами», которые многие знают, попроще, ибо ирония, веселье, это всем знакомо. «Конармию» я прочитал с лупой не раз, прежде чем приступить к иллюстрациям. И я должен сказать, что несмотря на репутацию Бабеля как такого «смехача», это очень сумрачный роман, тем более, что он насквозь пропитан его личным опытом. Тут ведь не просто взгляд или фантазия со стороны, но впечатления человека, который был в этой кровавой каше, и более того, судя по всему, он любил это время. Там есть эпизоды, где он с «кайфом» такого наблюдателя красиво описывает сюжеты смерти, бои, и видно, что он, с одной стороны, видит всё очень внимательно, но он и любуется этим. Как минимум он прохладно, безоценочно, не этически это описывает.
Бабель, по большому счёту, не симпатизирует никому. И даже, когда он много раз описывает те же еврейские местечки, как убивают этих несчастных пожилых, молодых и старых евреев, то, кажется, хотя бы в этот момент кровь его должна ему подсказать какое-то дополнительное сочувствие. Но мне показалось, что Бабель и там остаётся отстранённым и ярким художником, который всё эстетически «вкусно» описывает, имея цель передать происходящее острым, необычным, новым словом.
– Он пытался совпадать с этими простыми красноармейцами, но было видно, что он не совпадает с ними, потому что всё-таки слишком интеллигент, и еврей к тому же…
– Это так, он не совпадает с ними. Он ещё немного и свысока смотрит на происходящее. Он всё-таки необычный красноармеец, с высоты смотрит, потому что ещё и в должности, человек с фуражкой и кожаной курткой… Это у него всё похоже на поэзию. Потому, когда я стал рисовать, то понял, что просто иллюстрировать нельзя, а надо относиться к иллюстрациям как к описанию «вторичного сюжета». Нужен был поэтический взгляд «сверху», и передача самой атмосферы. Если это красноармейцы, то нужно передать такую странную живую массу, это не отдельные люди, и она превращается в какую-то многоножку красочную…
То есть здесь действует не столько личная мотивация каждого из комиссаров, а возникает большое чудище, которое расползается, пожирает все эти местечки, города. Оно входит в города подобно большому насекомому. Это нужно было попытаться перенести на бумагу.
– Исаак Бабель привносил свой личный взгляд на события той поры. А что Вы привнесли в произведения Бабеля, чего у него, может быть, и не было?
– Вообще, такой задачи не стояло. Я думаю, что, конечно же, своё, субъективное есть, и его не отбросишь. Но я осознанно стараюсь не искать каких-то оригинальных ходов ради оригинальных ходов, а всё-таки надо пытаться раствориться в тексте. А то, что останется своё, оно таким и будет, тут ведь никуда не денешься.
Это я говорю потому, что часто встречаю, на мой взгляд, неправильный стереотип поведения иллюстраторов, которое, кстати, культивируется среди студентов, когда в качестве одной из главных задач нескромно проговаривается именно оригинальность. Не важно, как ты сделаешь и о чём, но ты всегда должен быть «первым», ты должен быть не похож на всех. Такую задачу можно понять, но мне кажется, что она в известной степени ложная, ибо ставится телега впереди лошади. Погоня за чистой оригинальностью может убивать внутреннее переживание произведения. Сначала – произведение, и только потом может идти субъективное.
– Мистика и фантастическое… Какое место эти явления занимают в Вашей жизни и творчестве?
– Это очень смешно, но постоянно, когда происходят какие-то события, связанные с фантастикой и фэнтези, их ведь очень много, эта публика очень общительная, они без конца созывают разные конвенты, всякие разные праздничные мероприятия, то меня всегда к себе зовут. Более того, они меня раза три награждали своими премиями, и я всегда был смущён. Когда я работал в издательстве и пока не сбежал от заказов в детскую книгу или во взрослую авторскую, я брал заказы там и делал то, что предлагают. Это обычная история для «книжника».
В настоящее время я так не работаю, но те годы, а их было лет семь, пока я в таком режиме работал, я, во-первых, наделал всякой ерунды, за которую можно покраснеть, по большому счёту. И эта ерунда оказывалась часто связанной с фантастикой и фэнтези. Я, с одной стороны, смущён тем, что меня считают «своим» в этой среде, а с другой стороны не могу быть неблагодарным, потому что приходят люди ко мне в мастерскую, смотрят работы… В прошлом году я делал выставку, посвящённую Джону Рональду Толкиену, и я выяснил, что на тему Толкиена у меня собралось в три раза больше материалов в сравнении с выставленными здесь, в Витебском центре современного искусства. Потому нельзя сказать, что к фантастике я не имею никакого отношения. Конечно же, имею…
Хотя по работе мне пришлось столько литературного хлама прочитать… Романтическое отношение к Толкиену у меня не испарилось. Но так как я, кроме него, прочитал тонну макулатуры, и российской и иностранной, а ведь нужно не просто прочесть, но и понять, как из этого сделать книжку, то переживаю по отношению к фантастической литературе нечто вроде аллергии, хотя, может быть, и несправедливо.
Дело в том, что сейчас мне можно оставаться собой и фильтровать исходящие мне творческие предложения, выстраивать свою работу самостоятельно. А когда ты являешься штатным сотрудником внутри издательства, так не получается. Ты можешь, конечно, если тебе что-то совсем не идёт, отказаться, но, редактор сделает такую галочку: «не сделал»… Ну, бывает, но если такое будет часто, могут и не предложить что-то иное.
В заключение нашего материала вернёмся к фильму, о котором шла речь. Содержание кинематографического проекта Антон Ломаев не конкретизировал, сказав, что связан обязательствами и контрактом. Но упомянул продюссера Константина Эрнста и пояснил, что тематика фильма военная, это классика советской литературы 60-х годов, действие происходит в белорусских лесах, и два фильма по этому роману уже были. Приглашаем читателей разгадать произведение… О самом фильме художник сказал, что это станет чем-то «совершенно новым, ибо глупо было бы снимать то же самое, что было раньше».
Это была первая выставка Антона Ломаева в Витебском центре современного искусства. Директор ВЦСИ Андрей Духовников высказал надежду на продолжение сотрудничества, и Антон Ломаев подтвердил, что у него могут оказаться и встречные предложения. Потому ждём новых выставок художника в нашем городе.