Гендер по-белорусски: анализ расхожих деструктивных мемов
Статья о гендерной проблематике, вышедшая в новом номере витебского журнала «Искусство и культура», явила собой пример смешения леворадикального экологизма и дремучего провинциального консерватизма.
Научно-практический журнал, издаваемый на базе Витебского государственного университета, является большей частью искусствоведческим, а также поднимает вопросы культурологии и педагогики искусства. Издаётся он с января 2011 года, его редактор – известный витебский искусствовед Татьяна Котович. Журнал обладает международным статусом, в его редакционный совет входят представители Франции, Польши, Италии, Канады и других государств, и публикуются в нём исследователи из разных стран бывшего СССР.
Содержание тех статей, которые касаются искусствоведческой проблематики, не вызывает сомнения в своём профессиональном уровне. В новом номере (2015 №1/17) мы могли бы особо порекомендовать исследование Михаила Цыбульского в области философии искусства «Асноўныя прынцыпы мадэрнізму і рысы яго паэтыкі ў мастацтве». Или, например, статью Веры Прокопцовой, рассматривающую вопросы современной художественной практики на Балканах «Международный пленэр в Сербии», с замечательными иллюстрациями.
Другое дело, когда речь заходит о чистом философствовании, а не о культурологии, согласно разделу, в коем опубликована статья минчанина В. Мартынова «Мужчина и женщина в поисках гармонии в современном гендерном пространстве». Никаких исследований, кроме субъективистских и пристрастных авторских измышлений, в ней не содержится. Причём измышления эти проникнуты типичными духовно провинциальными и капитулянтскими сентенциями, связанными с неприятием «техногенного мира», «искусственной реальности» и… гендерного равноправия.
Для начала остановимся на странном утверждении В. Мартынова, согласно которому «изначальным, врождённым состоянием человека является ощущение фундаментального, неразрывного единства с миром». Хотя такое «состояние» характерно для упоминаемого им плода, у которого нет самосознания вообще, и который в этой своей «изначальности» ещё человеком не является. Человек тем и отличается от животного, что он не «един» с естественной средой, являет собой разрыв в гомогенности природного мира и предстаёт совершенно особым знаком вопроса по отношению ко всему окружающему пространству.
Отсюда вывод, будто семья предстаёт формой «возвращения человека в состояние единства, цельности, близости с миром», является нелогичным и фантастическим по многим параметрам. Во-первых, исторически семья возникла не для «состояния цельности», её истоки социальны и обусловлены развитием форм частной собственности. Во-вторых, автор ограниченно рассматривает только вариант моногамной семьи, являющейся поздней цивилизационной формой развития семейных отношений, и поныне присущей не всем культурам. В-третьих, гендерная философия В. Мартынова находится в плену пристрастных теологических представлений о сакральном характере семьи. Их проекция на сегодняшнюю цивилизацию оборачивается полным неприятием современного мира.
И здесь автор демонстрирует читателю все химеры антиглобализма, неоспиритуалистической религиозности, замешанной на однобоко усвоенных представлениях о традиционной духовности, и критики «техногенной» цивилизации. Из этого следует его совершенно безапелляционное и столь же пристрастное суждение: «Современные техногенные условия не способствуют созданию прочной семьи в силу укоренения целого ряда негативных тенденций». Ни много, ни мало, один фактор социальной эволюции ставится в противоположность другому. Что ж, рассмотрим некоторые «негативные тенденции», о коих сокрушается автор.
Техногенная среда как «тип мужской культуры» характеризуется им как «мир экспансивный, жёсткий, замешанный на использовании мощных энергий, нацеленный на покорение природы, тотальную переделку внешней реальности». Возможно, с позиции утробного плода, которого В. Мартынов называет «человеком», такая характеристика реальности была бы понятной. Вся проблема, однако, заключается не в вымышленном «мужском типе культуры», в котором, кстати, женщина имеет невиданные ранее возможности интеллектуальной и всякой иной творческой реализации, а в том, что человек всегда покорял природу и переделывал «внешнюю реальность». Это ни что иное, нежели присущее ему свойство преобразования окружающего мира.
А что же современная женщина?.. Отстаивая свой провинциальный взгляд на гендерную проблематику в глобализирующемся мире, автор приходит к утверждению, находящемуся на уровне стихийного бытового консерватизма: «В результате настойчивой борьбы за равноправие женщина дистанцировалась от своего естества, всё хуже и хуже ощущая зов своей подлинной природы». При этом апелляция В. Мартынова к «традиционным взглядам» поражает своей предвзятостью, ибо, раз уж на то пошло, глобальная традиция знает и женское жречество, и державных правительниц, и женщин-воительниц, и всех соответствующих данной многообразной социальной реальности богинь и сакральных персонажей. Вот эту сакрализацию автор философского опуса активно не замечает.
Столь же неисправимо провинциальной и отмеченной гендерным инфантилизмом предстаёт его изначально пораженческая позиция: «Но чем больше появляется независимых, эмансипированных женщин, тем в большей степени феминизируется сильный пол. В мире сильных женщин мужчина становится слабее». Да, инфляция мужского начала налицо, но происходит она исключительно среди индульгирующих в своей беспомощности особей, которые не могут заявить ни право на силу, ни право на власть. Автор капитулирует перед «сильной женщиной», отрицая её право на то, что он называет «независимостью». О какой «естественной гармонии», им так взыскуемой, может идти речь, если в противовес «рациональной культуре» он совершенно иррационально отвергает возможность разумного сотрудничества двух «полярностей», ставя их в заведомо неравноправное положение?
Показательно одно из наиболее мракобесных утверждений в духе левацкого крайнего экологизма, будто «разрушение природной реальности в результате интенсивного расширения искусственного мира, не могло не привести к невосполнимой утрате уникального многообразия первозданности, богатства красоты природного бытия». Такой поэтический радикализм грешит социальным капитулянтством и обусловливает безысходно пессимистический взгляд на вопросы глобального развития человечества в духе самой дремучей религиозной эсхатологии. Отсюда и до мистического ужаса перед «богопротивными» ИНН и штрих-кодом недалеко, примеры чего уже известны.
После всего этого неудивительно неприятие «инновационой реальности» и «тотального динамизма», якобы разрушающих семьи, вплоть до настоящего «перла» в виде утверждения, что «потребность в постоянных изменениях порождает измены». Автор беспощадно изобличает «сиюминутные формы гендерной коммуникации» (это, как следует из текста, свининг, однополые браки, свободная любовь и случайный секс), которые принадлежат «гипертрофированной инновационной динамике межличностных отношений».
«Усердие не по разуму», проявляемое В. Мартыновым в деле защиты семейных ценностей, отнюдь не защищает социальный институт семьи. Конечно же, семья, как базовое сообщество, свойственна социальной природе человека, да вот только исторические её формы не являются неизменными и предстают весьма многообразными. Чтобы претендовать на выражение «голоса любви», следует всё-таки отбросить тривиальный моралистический ригоризм, и признать свободу как непременное условие развития человечества, а равно эволюции индивидуального человеческого осознания. В том числе путём экспериментов, проб и ошибок, учитывая также неоднородность людей.
Мы можем понять, что искусствовед, и прежде всего это касается редактора журнала «Искусство и культура», не всегда может обладать соответствующим философским кругозором, чтобы распознать скрывающиеся за таким вот своеобычным философствованием деструктивные антицивилизационные мемы. Потому редакции следовало бы порекомендовать проведение в подобных случаях более строгой, профессиональной научной экспертизы поступающих публикаций. Чтобы не было стыдно перед тем же цивилизованным сообществом, представители которого входят в редакционный совет этого замечательного во всех иных отношениях журнала.