Народныя навіны ВіцебскаНародные новости Витебска

Александр Олешко на своём «Звёздном часе» в Международном пресс-центре, который состоялся 8 июля, был предельно откровенен и (несмотря на то, что считает: актёру вредит излишняя публичность и активность в соцсетях) раскрывал весьма необычные секреты своего творчества. И открывался с совершенно неожиданной стороны.

— Я когда приехал и увидел, что на афишах моего концерта написано «Шоу», то внутренне по этому поводу занервничал. Ну какое же шоу? Это называется просто — добрый концерт.

Открытие первое: Главное – добиться диалога

— Для концерта есть столько материала, что я могу на сцене до утра стоять. Это такая ситуация, как конструктор. Я его вчера на ходу разобрал. Концерт выглядит неровно – это неважно. Важно, что человек носит с собой. У меня бывает, планируется одно, а как оно придёт к зрителю – это совсем другое.

Вчера все люди в финале концерта встали. Их не заставляли вставать, они встали в благодарность. А сегодня нельзя пройти по городу. Огромное количество людей подходят и говорят: спасибо, наконец-то добрый диалог. Диалог! У артистов за последние 20 лет исчез диалог. Есть какой-то там зритель. И к нему какое-то, иногда пренебрежительное отношение. Или вообще никакого: есть там зритель или нет. Так, кстати, было всегда. Только в новом времени это в большей степени. Я не могу так, у меня должен быть диалог, я должен с людьми поговорить. А потом то, что я отдаю зрителю, возвращается сторицей. У меня столько пилюль радости в виде тех людей, ради которых я живу!

Открытие второе: Верность одному жанру – не главное. Главное – всё делать честно и с удовольствием

— Я учился на эстрадном отделении, выпускался как артист эстрады. Параллельно с этим стал работать на телевидении. Вместе с тем (учёба пришлась на 90-е годы – авт.) я понимал, что образования недостаточно, эстрада вся разрушена. Жанра, в котором я хотел и мог существовать: конферансье, который и поёт, и танцует, и рассказывает, и играет на музыкальных инструментах, — уже нет. На концертах никто никого не объявляет. Поэтому у меня состоялся диалог с моей мамой. Она спросила: «Кто твои любимые артисты?» Я назвал несколько имён. Она спросила, где они учились. А учились они в Щукинском театральном институте, на тот момент это было училище. Так я опять начал всё заново: учиться и получать новую профессию. Я стал актёром театра и кино. По окончанию учебного заведения у меня был невероятный выбор: Театр сатиры, театр Вахтангова, единственного с курса меня пригласил Константин Аркадьевич Райкин... Я выбрал Театр сатиры. Через некоторое время оттуда ушёл и получил просто потрясающую палитру ролей в театре «Современник». Моими коллегами были Гафт, Неёлова, Кваша, Ахеджакова… Что не человек – то бриллиант.

Параллельно я снимался в кино. Были там некоторые знаковые для меня удачи. Я всегда стараюсь работать в кино так, чтобы я не был похож на себя в жизни. Чтобы это были отдельные от меня люди. Отдельно созданные образы. Они живут там, на экране. И я уже как бы не имею к ним отношения.

А потом появилось телевидение и мне была предоставлена возможность себя там проявить. Было бы странно, если бы я от этого отказался. Сказал бы: «Нет-нет-нет, только театр». Я не такой человек. Когда я что-то делаю, то делаю честно. Делаю с удовольствием. Если я чего-то недобираю в театре, я это сделаю на телевидении. Нет возможности на телевидении, я это сделаю в кино. Нет возможности в кино – сделаю в телесериале. Там не выйдет — я сделаю это в концерте.

Открытие третье: актёр влияет на зрителя куда больше, чем иногда кажется

— Знаете, как мне Пьеха рассказывала. Ей было иногда очень трудно от осознания того, что она является неким символом и гарантией жизни для своих зрителей. Если они на экране видят Эдиту Пьеху, они понимают: всё хорошо. А в моём детстве у соседки на холодильнике висел календарь Эдиты Пьехи. Я спрашиваю: «Зачем это вы Пьеху на холодильник приклеили». А она говорит: «Это для того, чтобы всё время вспоминать, что жрать меньше надо».

Открытие четвёртое: не ешьте Олешко – подавитесь

— Если я буду обращать внимание на всевозможные колкости или неумности, я тогда сойду с ума. Во мне огромный запас доброты, запас разума и ума. И вообще, я несъедобный. Можете меня кусать, есть, жевать. Подавитесь. А те люди, которые не хотят ничего подобного делать, они внутри гармоничны. Понимаете?

Конечно, никто Александра не собирался ни кусать, ни жевать, ни есть. Да и он ничуть не был похож на ядовитого и несъедобного. Наверняка, это было сказано так, для острастки. Ведь человек часто лучше всего раскрывается в мелочах, в маленьких, но очень красноречивых поступках. О некоторых из них Александр упоминал как бы вскользь. И, может быть, они не приоткроют уважаемому читателю новых секретов творчества любимого актёра. Но порадуют, повеселят, умилят – это наверняка. Потому мы позволим себе их пересказать для вас.

О любви к уличным музыкантам

— Я собираю их визитки. Если они во-первых, играют интересный репертуар, во-вторых, хорошо играют. В-третьих, если они не стоят с жалобными лицами, а счастливы своим творчеством, делают свою работу с радостью.

В Москве есть Камергерский переулок, а чуть поодаль — общежитие консерватории. Ребята и девочки зарабатывают в свободное время тем, что играют. Практически все они – мои друзья и товарищи. И если есть возможность дать заработать, позволить им где-то выступить, — я всегда в этом помогаю.

О саженцах деревьев и подсолнухах в центре Москвы

— Я каждый год за свои деньги покупаю саженцы. Ёлки, клёны, берёзы, липы. И высаживаю их в разных дворах Москвы. А когда у меня не было денег покупать саженцы, я покупал на рынке килограмм сырых семечек и весной разбрасывал их. Был даже в конце 90-х по телевизору сюжет, который назывался: «В Москве неожиданно расцвели подсолнухи». Надо ли говорить, как я был счастлив.

О радостном подъезде

Если я куда-то переезжал, то всегда покупал бежевую краску и собственноручно перекрашивал лестничную клетку, чтобы было радостно не только мне, но и соседям. А случалось так: уезжаю на гастроли, потом возвращаюсь, а там опять серый цвет. Спрашиваю: «Что такое? Почему серый цвет опять?» Мне говорят: «По документам этот подъезд должен быть серым». Тогда я: «По документам серый, а по душевным ощущениям – желтый, радостный, бежевый». И мы снова всё перекрашиваем.